Alexander Gradsky - Unofficial site

• Biography
• Discography
• Songs
• Movies
• Publications

Неотправленные письма Александра Градского Людмила Фоменко По материалам: "События" № 53, 3 декабря 2003

Это интервью никогда не было опубликовано, почти 19 лет оно пролежало в моем архиве, записанное на старенькой 4-рублевой кассете МК-60. Помню, друзья предупреждали - долго такая запись не сохранится - покупай лучше "Sony". Однако сохранилась. Об этой записи я вспомнила в связи с выходом нового диска Александра Градского "Хрестоматия", который появился месяц тому назад накануне дня рождения автора.

Тогда - в начале 1985 года - Александр Борисович приехал в наш город по приглашению клуба интересных встреч. Я знала, что Градский не любит журналистов (вероятно, ему не везло на них), называет их "журналюгами" и не соглашается давать интервью. Тем не менее, я попросила Александра Борисовича ответить на несколько вопросов, и, к моему удивлению, он согласился. Говорил напористо, легко о том, что наболело, и продлилась наша беседа 40 минут.

А потом он пел в большом зале Дома культуры. Сильный голос необычайно широкого диапазона окутал весь зал. Какой-то "меломан" крикнул: "А нельзя ли потише?" Александр Борисович отошел от микрофона и запел - но ничего не изменилось: та же силища и та же мощь вновь пронзили зрительный зал. Казалось, его голосу тесно в ограниченном пространстве, и он стремился во вне, сметая любые преграды на своем пути. Внезапно за кулисами что-то грохнуло, и по сцене медленно пополз белый туман… Все, в том числе и Градский, замерли в недоумении. А когда начали чихать и кашлять, поняли, что, не выдержав силы голоса певца, со стены упал огнетушитель и тут же исправно заработал.

- Надо своим коллегам подсказать новый спецэффект, - заметил Александр Борисович и продолжил выступление.

С тех пор минуло много лет, мы живем в совершенно другой стране и сегодня за это интервью не сошлют в места не столь отдаленные, его можно опубликовать и дать в эфир, а тогда ни одно издание не согласилось, включая радиостанцию "Юность". Только мне кажется, что суть того, о чем говорил Александр Борисович, осталась неизменной…

- Александр Борисович, в последнее время на страницах журналов ведется полемика по поводу направлений, течений и исполнения современной музыки. Каково Ваше мнение о тенденциях развития советской музыки и, в частности, эстрады.

- Мое мнение таково: газетам и журналам, а также и другим средствам массовой информации дано указание - вероятнее всего, Министерством культуры - развенчать, разоблачить и заклеймить антинародную, вредную и просто ненужную сущность современной музыки. Я знаю, что некоторым изданиям даже назидали написать определенное число статей об этом.

Должен сказать, у меня есть одна интересная папка, в которой хранятся написанные мной статьи, заметки - какие-то из них публикуются, что-то продолжает храниться. В последнее время в папке скопилось 6 или 7 писем, которые я не отправил. Надеюсь их когда-нибудь опубликовать под общим названием "Неотправленные письма в газету "Советская культура"… А не отправил их я потому, что с определенного момента в своей жизни начал считать, что единственный способ доказать правоту - заниматься своим делом. Никакие статьи - ни влево, ни вправо, ни вверх, ни вниз, ни в плюс, ни в минус - не способны ничего изменить. Давно известно, что природа развивается по своим законам, человеку не понятным и им не объясненным, и если огромное количество людей - молодежи, в частности, увлекается подобной музыкой, коллекционирует записи, покупая дорогие привозные пластинки, ищет с ней общения, то никакая газетная публикация, особенно отрицательная, не в силах изменить ситуацию. Она лишь отвратит читателей или слушателей, если речь идет о радио - что, собственно, и происходит. Я считаю, что подобные, попросту глупые, заметки, охотнее, по понятным причинам, публикуются людьми, часто ничего не понимающими в современной музыке - композитором, который всю жизнь только и делал, что крал чужие мелодии и перерабатывал их, обогащая отечественную "популярную музыку" и зарабатывая на этом деньги, или композитором, написавшим 2-3 песни "гражданского звучания". Я гражданское звучание понимаю несколько по-другому, для меня его истинный образец в музыкальном и поэтическом плане - Владимир Высоцкий, несмотря на то, что его язык был несколько грубоват, может быть, даже солоноват. Но это - настоящая гражданская позиция, а позиция некоторых композиторов, которых иначе, как лизоблюдами, назвать не могу, псевдогражданская. Вот такие псевдограждане в тяжелый момент, я считаю, продадут и предадут - так, собственно, было и не раз.

Второе. Современная музыка в нашей стране на сегодняшний день находится, на мой взгляд, в полном разброде и загнивании. Это происходит по нескольким причинам. Мое поколение, сформировавшее музыкальный вкус под влиянием творчества "Битлз", имеет собственные эстетические принципы, один из которых - уважаемый мной принцип невмешательства в чужие дела. Да, я играю что-то свое. То, что играете вы - я не понимаю, мне это не нравится, но душить и давить это я не могу. Если это кому-то нравится, я рад - я даже выступлю на этой публике и покажу что-то свое. Не удалось эту публику убедить или, по крайней мере, побудить задуматься о правильности выводов - значит, не удалось. Удалось - я рад. То есть, позиция, я бы сказал, демократическая. В настоящий момент композиторы и авторы борются за трибуну и право обличать как раз такие коллективы и исполнителей - причем за определенные деньги. Знаете, Маркс был величайшим мыслителем и в своем "Капитале" убедительно доказал - все упирается в деньги.

Приведу примеры. Композитор "Х" всю свою жизнь писал какие-то детские хоры, сонаты и играл джазовую музыку на фортепиано - причем очень плохо, посредственно. Денег у него было мало, и со временем он понял, что если писать песенки с поэтами-мафиозниками - у нас таких человек десять-двенадцать, поэты-песенники их официально называют: наша советская вполне легальная мафия - то можно зарабатывать вполне приличные деньги. Ведь эти песни ориентированы на людей с простым, незатейливым вкусом, которые не задумываются и даже совершенно не подозревают, что прозвучавшая тема украдена из "Песни Сольвейг" или "В пещере горного короля" Эдварда Грига, а вот та - из "Испанского романса" Гомеса, который знают все гитаристы-классики, поскольку это - один из обязательных номеров в их программе. Но такие вещи известны только профессионалам, а простой человек, послушав "новую" песенку, скажем так, "платит" за нее в ресторане или на концерте и даже пишет на радио с просьбой повторить ее в исполнении любимой певицы. И когда вся радиостанция завалена мешками писем, не дать эту песенку просто нельзя при всей любви или нелюбви к ней. Тем более, что делается это все достаточно профессионально - и поется, и играется. Потом на горизонте "X" появляется не член Союза композиторов, сочинитель "Y", который неплохо играет на гитаре или баяне, поет свои простые песни, которые имеют почти одинаковые слова и похожи одна на другую, но всем понятны. "Y" сотрудничает с этой же песенно-поэтической мафией, то есть - поэт-песенник. Поэты дорогу друг другу не перебегают, а композиторы - часто, поэтому один из них член Союза композиторов, другой - нет. Это маленький пример мышиной возни, больше напоминающей буржуазную конкуренцию, чем социалистическое искусство, о котором все мы так ратуем.

А конкуренция такого рода на самом деле существует, но поскольку нельзя, наверное, об этом говорить прямо, чтобы уж совсем нашего зрителя не убить, это вуалируют демагогическими утверждениями: тот непрофессионал, у второго нет гражданской тематики, третий не придерживается в искусстве высоких помыслов… Пишет об этом какая-нибудь безголосая певица "Z", которая всю жизнь, тем не менее, провела на сцене - где и остается в 50 с лишним лет, поучая других, как нужно петь и как - нет, хотя за все это время не взяла ни одной чистой ноты. Зато она лихо излагает в газетах, что песня должна быть гражданственной, социальной и так далее, при том, что сама всю жизнь пела "Я люблю, ты - любишь, я ушла, ты - пришел". Надо иметь определенную смелость, чтобы подойти к ней и сказать: знаете, мадам, а вам должно быть стыдно врать! Но этого ей никто не говорит - видимо, у нас вообще немного людей, которые говорят в лицо то, что думают. А я бы сказал, но не встречаюсь с ней. Что поделаешь, специфика нашей жизни, может быть, изменится - но сейчас положение дел таково.

Третье. Снова почти по Марксу - ищи, кому выгодно. О музыкальной постановке в одной газете могут написать две диаметрально противоположные статьи - положительную и сугубо пренебрежительную, как это было недавно в издании N об одном музыкальном спектакле, повествующем о дружбе народов и путешествиях. Я не поклонник ни этого спектакля, ни этого произведения, в частности. Мне не очень все нравится, но, тем не менее, явление это, безусловно, прогрессивное. И вот так завуалированно кусать… Мне это напоминает 1937 год, причем, если тогда люди могли автору статьи свято поверить, а композитор - застрелиться, напиться или не просыхать месяцев 5-6, а то и умереть от инфаркта, то сейчас на это не обращают внимания, и правдивость газет подвергается сомнению как публикой, так и теми, кого критикуют. И это обидно.

Кстати, в одном из писем, которое я не отправил в газету "Советская культура", были слова: "…мне обидно, что такая солидная газета, в которой иногда печатаются приличные материалы о действительно стоящих людях, скатывается до уровня дешевой погромной черносотенной литературы…" Хотя разве это имеет какие-либо отношение к литературе?

Каким образом можно изменить ситуацию? Нужно, чтобы пришел, как это часто бывает, один человек - скажем, министр культуры, вызвал к себе 20-25 управленцев и уволил бы всех одновременно. На их место необходимо взять новых сотрудников, желательно - не старше 33 лет, которые еще не обросли животами, связями, спокойствием. Поскольку те, кто сейчас руководит у нас культурой, очень боятся рисковать и часто принимают решения не во благо отечественного искусства, а во вред ему. Им вообще безразлична судьба искусства, они в первую очередь обеспокоены, будет ли у них паек, зарплата и теплое место. Поэтому я считаю, что для того, чтобы советских артистов не стыдно было показывать в любой стране, нужно разогнать с насиженных мест тех, кому дают взятки пошлые композиторы, любящие назидать свое "искусство" в телевизионных и радиопередачах. Ведь, как ни крути, телевидение - очень активное средство воздействия на массы. Любое минимально талантливое произведение, показанное по телевизору 10 раз и более, будет популярным… Таким образом, начинать нужно с головы этой "рыбы", а сегодняшняя полемика в газетах проблему решить не в состоянии.

Есть у меня приятель - Саша Барыкин, мы с ним недавно вместе выступали на вечере "За мир и солидарность". Его за выступление на этом концерте наградили грамотой, его отметил ЦК комсомола - словом, Саша был рад. А через два месяца управление культуры не приняло ту же самую программу… Жить и работать в условиях, когда одна организация тебя поддерживает, другая - нет, невозможно. Такая неразбериха способствует проникновению на сцену самых что ни на есть плохих коллективов. Значит, повторюсь, нужно менять всю "голову" одновременно - иначе ничего у нас не наладится. Талантливые люди могут, разумеется, существовать даже в условиях такого руководства - как-то петь, записываться, с трудом пробивать себе дорогу… Но далеко не каждый талантливый человек выдерживает эту гонку. Таланты у нас вообще берегут редко, а вот бездарность, которой больше, чувствует себя нормально. Нервы у нее крепкие, зубы - тоже вполне здоровые, ей все как с гуся вода. Талантливому человеку обидно прочитать о себе плохую статью в газете, бездарному - нет, поскольку он тут же может купить или напоить какого-нибудь мелкого редактора и протащить хвалебную заметку о себе. А затем прийти в Комитет защиты мира, показать там не плохую заметку, а хорошую и даже поехать со своей программой за границу. Вот поэтому мне кажется, что нужны резкие меры, способные кардинально повлиять на ситуацию. У нас ведь даже оплата труда артистов никуда не годится… Когда я говорю, сколько приличный артист, известный всей стране, получает за свой сольный концерт, мне просто не верят. Конечно, трудно поверить, что Пугачева получает в некоторых городах 43, а в некоторых - 38 рублей за сольный концерт, на который пришли, скажем, 17 тысяч человек! А это так. Уж куда выше, казалось бы, по популярности - Аллу Борисовну я взял как пример сверхпопулярного человека, получающего сверхмизерную заработную плату. Мало того, конферансье, который выходит и объявляет Пугачеву во Дворце спорта, получает 2 ставки - 36 рублей: это я опять же для сравнения. То есть, выходит человек и объявляет - поет Алла Пугачева - и зарабатывает при этом лишь на пару рублей ниже артистки, поющей весь вечер. Вот такая ситуация… Ну что - давайте дальше!

- Каковы Ваши привязанности в музыке?

- Не могу сказать конкретно и сразу же выдать перечень фамилий… Считаю, что композитор, музыкант и поэт - а я пытаюсь и стихи писать тоже - не должен иметь каких-то привязанностей. Я выскажу еще раз банальную истину, придуманную кем-то другим, а кем - сейчас не вспомню: композитор состоит из переработки им внутри себя музыки, которую он знает. Не только современной, но и классической, камерной, хоровой, народной. Мало того, каждый композитор состоит из книг, которые он прочитал и знает. Хобби, как такового, у меня нет, но, как мне кажется, и занятия спортом помогают моему организму лучше работать - а, стало быть, и петь лучше. Если я читаю новую книгу или рассматриваю альбом художника, то это также работает на творческую индивидуальность. Поэтому назвать сейчас имена очень сложно, хотя я попробую сделать это по направлениям. В немецкой музыке - это Бах, Бетховен, Малер, Моцарт - хоть он и из Вены, но давайте включим его в этот ряд. Во французской классической музыке - Дебюсси, Равель, в испанской - де Фальо, в русской на первом месте для меня Мусоргский. Безоговорочно, рядом с ним я могу поставить лишь одного Шостаковича. Эти двое для меня - основоположники, остальных русских композиторов я тоже слушаю с удовольствием, например, шестую симфонию Чайковского, но они лишь продолжатели и продолжатели продолжателей. Например, Рахманинов мне кажется прямым продолжателем Чайковского - в его опере "Алеко" мы можем услышать целые куски, знакомые всем, кто интересовался творчеством Петра Ильича. Позже Рахманинов стал более оригинален, но все равно находился под заметным, на мой взгляд, влиянием Чайковского. В музыке Прокофьева мне нравится не все, но он мне гораздо ближе, чем такие композиторы, как Кюи и Балакирев.

В американской музыке мне труднее назвать кого-то, тем более, что я увлекаюсь негритянской музыкой, которая ближе к эстрадной… Кстати, о термине "эстрада". Мы неправильно трактуем это слово, первоначально имевшее лишь одно значение - "площадка". Позже так стали называть место, где оперный певец мог спеть несколько арий из разных произведений, что он не мог сделать в оперном спектакле. Спустя годы понятие "эстрада" уже относилось ко всем сборным программам, а со временем термин закрепился за легким жанром, что неправильно. Ведь Шаляпин мог выходить и петь и арии из нескольких опер, и народные песни на эстрадном представлении, и легкой музыкой это не считалось.

- Чем Вы руководствуетесь, выбирая стихи для своих песен?

- Это получается чаще всего случайно. Мне в руки попадается книга, которая производит впечатление - через какое-то время появляются музыкальные темы, затем - альбом. Например, у меня есть пластинка на стихи Элюара, одно из стихотворений которого я знал с детства. Мне всегда хотелось написать музыкальную тему к этим стихам - они очень мне близки. В конце концов я так и сделал, причем музыку подобрал не только к этому стихотворению, но и к другим произведениям Элюара.

Вообще, я не приемлю слова "руководствоваться", считая, что человек предполагает, а Бог - располагает. И если Господу угодно, то он в тот или иной момент вложит мысль случайно подойти к полке, протянуть руку и случайно взять книгу. Но при этом важно, чтобы на полках эти книги были - вот тут уже прерогатива человека. Хотя, наверное, подвигает на собирание книг тоже Господь…

- Получаете ли Вы творческое удовлетворение от работы в кинематографе?

- Нет. На сегодняшний день не получаю и могу сказать почему. Первая картина, где прозвучала моя музыка, "Романс о влюбленных", навсегда отбила у меня охоту получать творческое удовлетворение от работы в кинематографе. Поэтому я от работы в кино, в основном, получаю материальное удовлетворение - там платят неплохо. А кроме того, если вы помните, Чайковский и Мусоргский сочиняли малые формы, тренируясь на романсах, если можно так выразиться, набивая руку на тематизме. Потом, совершенно неожиданно, тема из какого-нибудь маленького романса могла оказаться главной партией в балете. Именно так, для "тренировки", использую кинематограф и я. Благо те образы, которые просит у меня создать режиссер - погони, любви, смерти - те 15-20 образов, которыми оперирует современное кино, укладываются в определенный темп или размер. Медленно - быстро, или даже "правее и чаще" на рояльной клавиатуре, как рекомендовал мне один режиссер, или "ниже и медленнее"… Кино - хорошая школа для музыканта. Если бы я год не мучился над "Романсом о влюбленных", музыку к которому начал писать совершенно ничего не понимая в симфонической партитуре и музыке кино, наверное, многого бы не узнал и многому не научился. Да и режиссер мой никогда не снимал музыкальных фильмов. Кстати, он довольно фривольно написал в своей книжке о том, как со мной познакомился, переврав факты. Лучше бы он не писал вообще или написал правду, хотя во втором случае книгу могли бы не опубликовать. Поскольку, когда он зашел ко мне в студию, я его послал - и очень далеко. Он тут же и заинтересовался: знаете, часто бывает, что у посланного человека возникает жгучий интерес, интрига какая-то возникает… Этого он почему-то не указал в своей книге. А послал я его потому, что он нахально открыл дверь в студию, где я записывался. Запись - процесс серьезный, я был на взводе, и вдруг - бац, вваливается кто-то в комнату…

Но работа над музыкой к фильму меня очень увлекла, хотя не могу сказать, что мне нравится то, что я услышал в картине. Мне нравится и по сей день подобранные музыкальные темы и то, как я свои вещи исполняю, а вот как это записано, поставлено в фильм - меня не устраивает. Ведь музыка в кинематографе отдельно не существует, она становится как бы составной частью изображения. И вот то, как она соотносится в итоге с изображением, меня раздражает - хотя это касается не только активно нелюбимого мной "Романса". Я работал над музыкой более чем к 10 художественным фильмам и 6 или 8 мультфильмам и должен сказать - в мультиках меня моя музыка больше устраивает. Там больше условности, все похоже на игру. А живых людей на экране мы воспринимаем как реальный фактор, и любое вранье, фальшь здесь сразу выходит наружу. Поэтому я работаю в кино с большой натугой.

Еще один важный момент. Если бы речь шла о западном кинематографе, то, признаться, в таком кино мне было бы работать интереснее. Я считаю, что сегодня системы Станиславского придерживается именно западный кинематограф, особенно, американский - в отличие от советского. У нас интересны, с моей точки зрения, только Абуладзе, Параджанов и Тарковский - даже не Данелия. Об остальных я умолчу: там слишком все размалевано. Когда в сцене из американского фильма умирает актер, я понимаю, что он умирает, любит - верю, что любит, гонится за кем-то - верю, что гонится. Может быть, он гонится не так, как это делают в жизни, но я воспринимаю это как реализм. А в нашем кино я вижу реального человека, реальный станок и реальную деталь, но мне скучно на это смотреть: я понимаю, что это не станок и не деталь, хотя, вроде бы, и то, и другое на экране есть. Именно в ирреальности кинематографа его реальность: когда мне не объясняют и я не вижу, что это станок - но догадываюсь… Был такой интересный фильм "Премия", там станки не показывали вообще - только люди, но речь все время шла о производстве, каких-то делах, и там это присутствовало.

- И последний вопрос. Над чем Вы работаете сейчас?

- Я закончил пластинку "Сама жизнь" на стихи Поля Элюара, она уже поступила в продажу. Материал я записал еще в 1981 году, но я никогда не заканчиваю пластинку моментом завершения записи: то есть, если пластинка вышла в декабре 1984 года, считаю, что ее правильнее датировать 1984 годом. В июне должна, наконец, увидеть свет моя опера "Стадион", которую я писал 12 лет и 2 года записывал. В ней поют многие наши известные музыканты и актеры: Макаревич, Кутиков, Кузьмин из "Динамика", Градский поет, Пугачева, Камбурова, Боярский, Миронов, Кобзон, Саша Лосев из группы Стаса Намина. Я собрал там лучших, на мой взгляд, певцов, в опере участвует хороший симфонический оркестр. Как это будет принято, я не знаю. Даже когда много ожидают от произведения и долго его готовят, произведение может оказаться несостоятельным. Сейчас я начинаю сочинять музыку к либретто Павла Глушко, написанного по роману Михаила Булгакова "Мастер и Маргарита".