…когда зазвучат эти, пронзительно чистые аккорды, память безошибочно подскажет каждому из нас, родившихся в пятидесятых, простые, но очень эмоциональные строки:

Оглянись, незнакомый прохожий,
Мне твой взгляд неподкупный знаком...
Может, я это – только моложе,
Не всегда мы себя узнаем...

Негромкое пение: куплет, припев… Но дальше, перед крещендо, спазмы смыкают горло – да и голоса не хватает, чтобы, не сфальшивив, взлететь в немыслимые выси:

Первый тайм мы уже отыграли,
И одно лишь сумели понять:
Чтоб тебя на земле не теряли,
Постарайся себя не терять!..

Песню, написанную в прошлом веке,

песню нашей молодости напевают – вот ведь парадоксальная радость! – и засранцы поколения NEXT. Песню Александры Пахмутовой и Николая Добронравова. Нет, не совсем верно – песню Александра Градского! Ибо без его голоса, без его полушёпота, перерастающего в органные раскаты, мы бы не плакали сегодня, вспоминая, как искренне любили, как верили в себя...

Даже Дмитрию Хворостовскому, человеку, покорившему главные оперные театры мира, не удалось, по-моему, перепеть Александра Градского, соавтора шедевра «совковой» эпохи. (Улыбнись, незнакомый читатель: термин «совок» по отношению к гражданину, родившемуся и выросшему за «железным занавесом», пришибленному догмами коммунистического «рая», мы впервые услышали из уст АГ!)

…блистательный, высокомерный, язвительный Александр Градский поразил меня… неукротимым студенческим аппетитом. Мы встретились в номере ставропольской гостиницы «Кавказ»…

(Я решил завизировать интервью, заполученное у маэстро внештатницей «Ставрополки» Светой Солодских. Она, чуть не плача, отказалась от повторной встречи с барином, ну а вгиковцу, тогда заведовавшему отделом культуры главной газеты края, любая беседа – хоть с королём Испании, хоть с зэка, отрубившим все мыслимые и немыслимые срока! – в изрядный кайф…)

Градский, откусывая кусок за куском от батона «Любительской» колбасы и таким же макаром укорачивая батон белого хлеба, с удовольствием поддерживал общий трёп, тональность которого иногда менялась – при упоминании имён Александра Галича, Осипа Мандельштама, Бориса Пастернака…

(О проекте, связанном с булгаковским «Мастером», я почёл за благо не расспрашивать маэстро, зная, что эта тема для него – самая болевая… Созреет – сам журналистов высвистит!)

Время от времени, почти непрерывно жующий хозяин номера восклицал: «Take it easy!», то бишь: «Полегче! Полегче на поворотах!» Прибегая к этому эмоциональному выражению в тех случаях, когда Сергей Сутулов, по мнению АГ, чересчур высоко отзывался о том или ином композиторе, музыканте, певце…

По простоте душевной я начал рассказывать Александру Борисовичу о своём недавнем интервью с Александром Яковлевичем, который Розенбаум….

– Как?! Как вы сказали?! Ну-ка повторите! Сашка заявляет, что он – солист-вокалист высшей категории, аттестованный Министерством культуры?! – Градский хохотал минут пять… Отдышавшись, он снял очки, чтобы утереть крупные слёзы, поднялся из кресла, распрямил грудь, поднял правый указательный палец вверх, словно призывая в свидетели того, Главного Небесного Судию, и на полном серьёзе заявил: – В Союзе только два певца – я и Кобзон, Иосиф Давыдович. Все остальные – па-ца-ны! Хотите, я прямо сейчас возьму ноту си третьей октавы?! Она даётся немногим. Совсем немногим. Дай Бог услышать вам её вот так – один на один, в исполнении другого певца. Не со сцены, не за бабки, а в доверительный миг разговора. Хотя бы раз в жизни!..

И раздался звук. Запредельно чистый. Из какого-то параллельного мира. Возможно, более точным будет другое сравнение: я услышал голос Ангела с небес… Телевизор, мерцавший в дальнем углу люкса, мгновенно погас… Из коридора донёслись заполошные причитания горничной: «Батюшки-светы! Сигнализация! Никак вор через окно пытался залезть. В каком же это номере сработало?!.»

…нота си третьей октавы, подаренная Александром Градским, стала для меня наваждением: врываясь в тревожные сны, она обманчиво блазнилась уже наяву, – то в крике чаек, то в раскатах грома, то в гудках тепловозов…

…спустя пять лет после нашей встречи в «Кавказе» я, уже редактор «45-й параллели», позвонил Градскому в Москву. На сей раз нужно было «утрясти» интервью с ним, подготовленное Валерой Перевозчиковым.

– Здравствуйте, здравствуйте, главный редактор! Радует, что вы не редактор «Утренней почты»! – со смешком пророкотал в трубке хорошо знакомый голос. – Заголовок, говорите, «Take it easy!» предлагается? Не возражаю...

И АГ послал в сторону Ставрополя… фирменный музыкальный си-мвол. И тут же я услышал вскрики взбе-си-вшейся линейной телефон-ис-тки:

– Кто там из вас, господа-товарищи, си-рену включил?! П-а-апрошу не хулиганить!

– Барышня, вы хотите попасть в ис-торию?! – спросил московский Гамаюн…

Ставропольская девица почла за благо рассоединить нас.

…спустя пятнадцать лет я прочёл в «Комсомолке» историю о том, как Александр Градский познакомился со своей новой (очередной) невестой, ставшей очередной (новой) женой. Великий певец и прекрасный поэт, ехавший со строительства дачи, увидел очаровательную незнакомку. Притормозил. Вылез, чумазый, из навороченного авто и ошарашил встреченную не только своим аховым видом, но и вопросом из разряда нахально-гениальных: «Девушка, вы хотите попасть в ис-торию?!»

С тем и укатил, вручив совершенно обалдевшей потенциальной Музе свою визитку…

Барышня позвонила через две недели. Всё это время она выясняла у подруг, кто же такой Градский?!

…спустя вечность маэстро Градский подарит миру свою современную оперу «Мастер и Маргарита»…

Легендарный спектакль

по бессмертному роману Михаила Булгакова мне подарил Михаил Лебедев, актёр любимовской «Таганки», некогда служивший в Ставропольском театре драмы имени Михаила Лермонтова. (Три Михаила в одном предложении?! Уже интригует…)

Журналист «Ставрополки» Сутулов, приехавший в Москву на очередную вгиковскую сессию, с Лебедевым, игравшим Ивана Бездомного, не имел чести быть знакомым. Однако в один прекрасный вечер, когда давали «Мастера…», отправился к «чёрному» входу легендарного театра, стоящего близ Яузы-реки. Минут за сорок до начала спектакля «на горизонте» замаячил Михаил…

– Здравствуйте, я – из Ставрополя! Вам привет от Бори Щербакова…

Лебедев недоумённо-радостно улыбнулся:

– Из Ставрополя? Хорошо… Щербаков, напарник по сцене, – отлично! Конечно, мечтаете «Мастера» посмотреть?!

Я прижал к груди левую руку – в правую, освободившуюся после рукопожатия, перекочевал пакет, в котором предательски булькнула бутыль-ноль-семь с напитком, чьё название и нынче повергает знатоков в сладостное предчувствие. Там, упакованный на ять, ждал своего часа «Стрижамент»…

Михаил (уже почти Иван!) возник в служебном проёме в том момент, когда я ещё не верил, что чудо произойдёт…

– Жертвую контрамарку, припасённую для… ну да не важно… мне на Патриаршие пруды пора, а вам, батенька, – в партер!…

– Приглашаю во ВГИК! У нас – закрытый просмотр «Жертвоприношения»…

После фантасмагорического спектакля я дождался Бездомного, постепенно обретающего черты Лебедева…

При расставании мы запели самую пронзительную песню Александра Градского…

Оглянись, незнакомый прохожий,
Мне твой взгляд неподкупный знаком...

Три фрагмента из интервью с Александром Градским разных лет

«45-я параллель», № 23, февраль 1992 года

– Ваше любимое изречение, афоризм?

– Когда-то у меня было такое любимое изречение, оно принадлежит Хуану Рамону Хименосу: «Если тебе дадут линованную бумагу, то пиши поперёк»…

– Ваше отношение к Богу?

– Я верю в Бога. Я только не могу вам сказать, как я его конкретно представляю. Наверное, и невозможно представить Бога конкретно. Я верю в эту силу, сверхъестественную добрую силу, которая существует отдельно от нас. Это похоже на веру муравья в то, что человек, который идёт по лесу, не наступит ногой на его муравейник…

«Московский комсомолец», 18 августа 2006 года

Александр Градский ставит точку в своей опере, ставшей знаменитой ещё до всяких премьер…

– Александр Борисович, с чего же всё началось?

– 32 года назад ко мне пришёл поэт Павел Грушко и принёс свою пьесу в стихах, написанную по мотивам «Мастера и Маргариты». При этом он навестил ещё восемь-девять композиторов – мол, кто скорее напишет. Теперь Грушко в Америке, я был у него, и мы подписали контракт, где он позволил мне использовать и его стихи даже без указания фамилии. Вот и вышло так, что только я подхожу к финишу, спустя все эти годы, с готовой оперой…

– Итак, нам надо ждать премьеры?

– Отнюдь. Я не представляю себе, как опера может быть исполнена в концертном или театральном варианте. Это просто невозможно. Если только найдётся сумасшедший миллионер, который потянет такой масштаб. Скоро начнётся запись на диск, требующая сверхкачественного уровня исполнителей. И одно дело записать все звуки по частям, а потом на компьютере смикшировать, но как живьём собрать в одном месте два полноценных оркестра (классической и народной музыки), хоровую капеллу, ансамбль имени Александрова, всевозможные электросоло из рок-музыки (гитары, синтезаторы…), солирующих певцов? Ну что вы! Этот ансамбль Александрова, может, и нужен-то всего на два куплета, не больше…

– А кто писал либретто?

– Я, но по нескольким источникам: это и стихи Грушко (ряд удачных отрывков и красивых образов), и мои стихи, авторский текст несколько раз произносимый под музыку… По сути, сюжет мой, но, разумеется, по роману…

Сайт www.gradsky.com, 1 сентября, 2008 года

– …как движется работа над оперой «Мастер и Маргарита»?

– Закончена и «вычищена» запись оркестра. Записан Кобзон в роли Каифы, наступает решающий период – запись вокальных партий. Пока воздержусь от какой-то конкретики, пробовать – не значит быть уверенным. Но идеи самые неожиданные.

Точно известно, что сам спою Мастера, Иешуа и Воланда. Мастер сидит в сумасшедшем доме и воображает свой роман, а значит и себя в светлой и тёмной стороне себя самого. Такая вот «штука»...

Идеально было бы найти всё-таки исполнителей на эти роли, но, в силу тяжёлых вокальных партий, это не представляется возможным – отсюда и подобный сюжетный «ход». Поиск Маргариты – самая трудная задача…

…о, как я мечтаю услышать эту оперу! Спасибо, маэстро, за счастье ожидания – его даже Воланд не сумел омрачить!