Осень Рок-Патриарха

Сначала была группа «Скоморохи». Потом музыка к фильму «Романс о влюбленных» —первый серьезный опыт композиторской работы в двадцать три года. Играл с оркестром Гараняна. Работал соло — под аккомпанемент двенадцатиструнной гитары. Параллельно заканчивал вокальный факультет Гнесинского института. Пел Верди, Пуччпнн, Чайковского. Мечтал о Большом театре. Через пятнадцать лет (в 1988 году) эта мечта осуществилась: исполнил роль Звездочета в «Золотом петушке». Если бы где-то в Лондоне Стинг выступил в «Тоске», разговоров было бы лет на пять... Работу Градского, в общем, не заметили.

Была цикловая передача на радио — «Хит-парад Градского», которая пробила брешь в официозном неприятии рока... Были гастроли в Америке, Израиле, Японии...Выступления со звездами мировой эстрады... Контракт с японской фирмой «Виктор»...

Сейчас Александр Градский — руководитель собственного театра, здание которого сам же и строит — вернее, ремонтирует — уже несколько лет. Параллельно выпускает собственные пластинки, дает концерты, пишет оперу...

Особое качество: не любит журналистов.

РЕПУТАЦИЯ

— Зачем вы создали себе репутацию человека, который ненавидит журналистов? Вы нас иначе как «журналюги» не называете.

— Я в принципе не люблю, когда мною кто-то интересуется. Как бы интересуется. Тем более, когда это человек, который мне не знаком.

— Вы с незнакомыми не знакомитесь? И поэтому распугиваете журналистов?

— Да ну их к черту... Их так много, и они все время от меня чего-то хотят. Поэтому у меня есть возможность их распугивать. Если бы было два человека за год, распугав этих двух, я мог вообще остаться без информации о себе. А так я распугиваю восемьсот пятьдесят из тысячи, а остальные сто пятьдесят меня каким-то образом находят.

— Но профессия артиста предполагает общение с журналистами, рассказывание всяких вещей, в том числе и глупостей.

— Но глупости говорить не хочется, а умностей вы не печатаете. Я в данном случае не имею в виду ваш журнал.

— Да, пошла мода на глупости... Но они тоже работают на артиста.

— Ну да, реклама как бы...Согласен. Или антиреклама, которая тоже есть реклама. Но глупости — это составляющая антирекламы. А она в какой-то момент начинает работать против рекламы. То есть публике вдруг становится неинтересно, что он кого-то задавил на машине, или с кем-то переспал, или какой-то американский певец ему сказал, что он гений, а он об этом сказал журналистам, и те об этом напечатали... А потом выясняется, что американский певец вообще его не знает... То есть все элементы вранья в итоге выплывают наружу. И тогда публика устает от этого персонажа. И человека забывают.

Это кратковременный способ. Я им никогда не пользовался.

ТАКТИКА

— Вам не бывает обидно, когда, например, «На-На» дает двадцать концертов в Москве и собирает аншлаги?

— Почему это должно меня обижать? Я тридцать два года работаю и всегда говорю: давайте подсчитаем общее количество людей, которые пришли ко мне за эти годы, и сравним его с тем количеством, которые придут к той же «На-На»за всю их карьеру. Это будут несравнимые цифры. И далеко не в их пользу. «На-На» существует пару лет. Ну, еще пара лет... А потом Бари сделает другой проект.

Невозможно тридцать два года быть на пике популярности. Конечно, исключения бывают. Алла Пугачева с семьдесят четвертого года работает на пике. Но свою популярность она поддерживает иногда такими методами, которые для меня, скажем, неприемлемы.

КОМПЛЕКСЫ

— Строя свою карьеру, приходилось ли вам отодвигать кого-то локтем?

— Только за счет того, что я лучше пел или играл. Но распихивать — нет, не приходилось.

— А бывало, что кто-то поет хуже, но благодаря закулисным интригам выходит на первый план, а вас задвигают в тень?

— Так это постоянно происходит.

— И как вы реагируете?

— Да никак. Пою.

— А чувство протеста?

— Не возникает. У меня есть комплекс неоцененности, скажем так. Но я и сам не знаю, что должно произойти, чтобы этого комплекса не было. Награды? Медали? Все это мне как бы ни к чему... Звания? Когда-то очень давно я получил звание на конкурсе в Братиславе, да и то как соавтор поэтического текста... Но тут же я сам себе говорю: «Старик, звание народного артиста имеет некто Сидоров. Он вообще петь не умеет. И дуб дубом. И таких достаточно много. Если ты получаешь звание, ты попадаешь в эту компанию дубов, которые получили его неизвестно за что. Не лучше ли не получать никаких званий, а остаться просто самим собой? С именем и фамилией».

ПРИНЦИПЫ

— Какие вы выписываете газеты, журналы?

— Никакие. Мне их присылают. Некоторые издания, которым я давал интервью, сочли, что они могут сделать мне такой подарок. «Труд», «Вечерний клуб», «Московская правда»...

— А если вам Зюганов свою газету пришлет?

— Почему нет? Я ее так же посмотрю.

СИМПАТИИ

— Вы интересуетесь политикой?

— В общем, да. Но мне кажется, высказываться по этому поводу просто глупо.

— То есть вы своих политических симпатий не определяете?

— Не определяю. Да и какие у меня симпатии? Они весьма примитивны. Я не люблю, например, коммунистическую идеологию. Видите, как я точно сказал — не коммунистов, а коммунистическую идеологию. Для меня это разные вещи. Потому что человек может быть сегодня приверженцем компартии, а завтра разочароваться. И пойти в церковь.

— А как вы реагируете, когда видите в церкви вчерашних коммунистов?

— Которые крестятся, не умея креститься? Ну что ж? Вчерашний коммунист — такой же человек. Верил в одни идеалы — теперь верит в другие...«Преступно не менять свои убеждения», как сказал Достоевский.

ОЩУЩЕНИЯ

— Вы женаты?

— Пятнадцать лет. Третий брак. Точнее так — по номиналу третий, а по сути единственный. Дом для меня — это единственное место, где я чувствую себя совершенно комфортно. Что не исключает проблем. И в отношениях с супругой, и с детьми... Которые как-то очень быстро выросли... Как-то очень незаметно.

— Вы, наверное, дома редко бываете?

— Нет, я дома бываю... Это какие-то парадоксы сознания...Я просто физически ощущаю, как совсем недавно принес сына из роддома... А ему уже пятнадцатый год... Взрослый парень...

— Дети учатся в обычной школе? Или в платной?

— В бесплатной, но очень хорошей. Это бывшая тридцать первая школа на улице Станиславского.

— Кем вы видите их в будущем?

— Людьми порядочными, прежде всего. А чем они будут заниматься — неважно. Я постарался сделать так, чтобы у них была возможность выбора.

— Сможете предоставить им стартовые возможности?

— Конечно. Продам пару телевизоров из тех трех, что у меня есть... Съезжу на гастроли в Израиль...

— А где сейчас ваша семья?

— Отдыхает в Нью-Йорке. Мы обычно отдыхаем вместе. То есть мы вообще никогда не отдыхали врозь. Бывает, жена уезжает с детьми на отдых, а я остаюсь работать. Но потом к ним присоединяюсь. Вот и сейчас так.

— Нью-Йорк — место такое «неотдыхательное»...

— Ну что вы! Там есть прекрасные места. Сидеть все лето в какой-нибудь Анталье... Скучно. А там у нас много друзей, знакомых... И, кстати сказать, это довольно дешево сегодня. По сравнению с тем, сколько стоит отдых в Крыму. Мы подсчитали и выяснили, что просто в два раза.

ВОЗМОЖНОСТИ

— Мне кажется, раньше ваши отношения с властями были более жесткими.

— Жесткость возникала во многом из-за того, что мне приходилось отстаивать свое пони-мание музыки, поэзии, которое в корне не соответствовало общепринятому с точки зрения Министерства культуры или ЦК КПСС. А раз так, совершенно естественно, что власти не пропагандировали то, чем я занимался. Я другого и не ждал. Мне никто не запрещал работать, но никто и не «раскручивал».

— И что изменилось? Почему теперь власти к вам так заблаговолили? Таких роскошных помещений надавали?

— Не думаю, что они «заблаговолили». То, что мне что-то дали, это, практически, воля одного человека — Юрия Михайловича Лужкова. К тому же с этими помещениями, которые были больше похожи на развалины, мне надавали кучу проблем. И я, работая здесь уже несколько лет как прораб, ремонтирую госсобственность, которую мне не подарили, а дали под государственный театр. И даже выделяют какие-то деньги на ремонт. Не очень большие... Поэтому все это длится так долго.

— Ощущение такое, что вы полностью ушли в строительство...

— Так и есть. Но строительство — это ведь тоже творчество. Разве не выглядит это как художественный акт?

— А когда можно будет посмотреть что-то в вашем театре?

— Года через два-три. Для того чтобы что-то смотреть, надо сначала что-то сделать. Что бы сцена была. И канализация работала. Чтобы зрители вдруг не обнаружили запаха нечистот в Храме искусства. Театр, как выяснилось в процессе, начинается не с вешалки. А с фундамента.

ПЛАНЫ

— А на собственно творчество остается время?

— Конечно. Сейчас хочу все свои пластинки, записанные на виниле, выпустить на цифровом диске. Хочу записать пластинку с музыкой, которая сегодня вертится у меня в голове. И через несколько лет хочу выпустить оперу по Булгакову, по «Мастеру и Маргарите», которую я делаю больше пятнадцати лет.

ИНТЕРЕСЫ

— Да, когда вы эту работу начинали, слова «Мастер и Маргарита» на афише могли собрать зал... Теперь это время прошло.

— Меня это не интересует. Я просто пишу произведение.

— Как же может не интересовать, придет ли к вам публика?

— Я просто знаю, что та часть публики, которой это будет интересно, обязательно придет. Зачем мне интересоваться? Я, конечно, не знаю, каков будет резонанс от этой работы...

Скорее всего это будет замолчано, как и все остальное. Но я не собираюсь из-за этого суетиться. «У нас впереди вечность». Кстати, это одна из фраз, которые мне сказал Кончаловский. Фраза сильная, правда? И мне понравилось, что он сказал «у нас». Истинное значение музыканта, художника все равно при жизни невозможно определить.

— Мысль не слишком оптимистичная. Что толку — вас оценят, а вы уже...

— Что вы подразумеваете под словом «толк»? Деньги, что ли? Славу? Денег мне, в принципе, очень много не нужно. Я не мечтаю иметь двадцать костюмов. Достаточно двух. А слава... Скажем, если когда-то у меня было десять—пятнадцать миллионов зрителей — условно, то сейчас, может, два, три, пять миллионов. Меня это устраивает. Мне не интересно тратить время на собственную «раскрутку».

— Почему бы вам не нанять пресс-агента?

— У меня нет на это средств. И что сделает пресс-агент? Будет доказывать, что Градский хорошо поет? Это и так все знают. Пресс-агент не может заставить человека полюбить творчество Градского.

— Но может поставить его в центр внимания.

— Это же не интересно! Мало ли какой идиот находится сегодня в центре внимания! Это же не значит, что он интересен. Он в центре внимания, но дурак дураком. Он как дурак в центре внимания! Но ему это надо. Мне—нет. Хороший экземпляр вам попался, да?

ДЕНЬГИ

—Вы зарабатываете пением?

— Исключительно.

— Или вам платят зарплату как прорабу?

— Это смешно. Конечно, нет.

— А пением сегодня можно заработать?

— Моим — да.

— Где сегодня больше платят — в России или за рубежом?

— Конечно, здесь. Даже сравнить нельзя.

— Сейчас модно оглашать сумму своих гонораров.

— Я не люблю оглашать. Это ни к чему хорошему не приводит. К тому же никто никогда не верит. Знаете, есть такой провокационный вопрос: «Изменяете ли вы своей жене?» Если ответишь «нет», тебе не поверят. Ответишь «да» — значит, ты вообще дурак. Получается, на этот вопрос никак нельзя ответить.

ЖЕНЩИНЫ

— Кстати, о женщинах. Как вы к ним относитесь?

— Исключительно замечательно. А как еще к ним можно относиться?

— У нас теперь многовариантное общество.

— А, вы про... Нет. Но даже люди другой сексуальной ориентации часто дружат с женщинами...

СТРАТЕГИЯ

— Осталось неясным, почему вы не стремитесь попасть в луч славы, что вполне естественно для артиста.

— Это не совсем так. Просто этот луч не стоит на месте. Он движется. И сам находит того, кого считает нужным найти. Это его забота. И он это делает. Если бы он этого не делал, наверное, я стал бы его искать. Но так как я сижу в своей собственной квартире, на своем собственном диване, со своей собственной книгой и вижу, как он регулярно падает на меня с какой-то периодичностью, — зачем мне за ним бегать? Я же могу его не поймать. А когда я сижу, луч точно знает, куда ему идти.

Alexander Gradsky - Unofficial site