Александр Градский: «Есть только бог, поющий для бога»

Выдающемуся музыканту исполняется 60 лет

По материалам: «Комсомольская Правда»

Ольга КУЧКИНА

03.11.2009
Счастливые Александр и Марина. Фото: PHOTOXPRESS

Накануне его юбилея произошло событие, которое уже определили как «величественное»: представление оперы «Мастер и Маргарита» - нового сочинения Градского в недостроенном театре Градского.

- Саша, мы знакомы с тобой двадцать лет...

- Больше.

- Какой подарок на день рождения был до сего дня тебе дороже всего?

- Подарки я делал себе сам. Несколько раз у меня был психоз в этот день, потому что в день рождения я делал свои вечера. Каждый раз было много участников, надо было все организовать, но в конце удавалось получить некую толику наслаждения от того, что вроде все случилось. Лучшего подарка, чем освобождение от ужаса вот этого всего, я не знаю. Сначала человек сам себе создает ужас, а потом через препятствия...

- Через тернии к звездам?

- Просто в тот момент, когда все закончилось, вместо per aspera ad astra (в переводе с латыни - «через тернии к звездам». - Ред.) наливаешь рюмку коньяку, и становится так хорошо! Люди ходят, плывут тени, кто-то выносит цветы, кто-то говорит хорошие слова, ты ничего не понимаешь, все весело. Если при этом тебе дали лимон, совсем хорошо. Говорят, только русские закусывают лимоном коньяк...

- Я думала, лимон - миллион...

- Это маловероятно.

«НЕКОМУ БЫЛО ПЕТЬ БЕГЕМОТА. Я СПЕЛ И ЗА НЕГО ТОЖЕ»

- Я собиралась услышать, как дочка Маша, скажем, подарила тебе какого-нибудь мишку, и по контрасту... Контраста не вышло, но твой нынешний подарок самому себе все равно уникален: опера «Мастер и Маргарита». Ты занимался этим много лет...

- Тридцать с лишним.

- Поскольку по техническим причинам я не попала на презентацию, спрошу у тебя: как тебе эта опера?

- Хороший подарок. И чувство освобождения. От тяжелейшей моральной ноши. Из тридцати с лишним лет года двадцать три я пробовал, сомневался, думал, надо делать или нет. Но, встав однажды утром, я понял: если не начну, потом уже будет невозможно начать. Есть понятие возраста и возраста голоса. Может кончиться тем, что да, пару лет назад я мог спеть этот кусок, а сейчас нет. И тогда станет ясно, что ни о какой опере речи идти не может...

- Сложные голосовые задачи?

- Огромной сложности. В основном для партий, которые я пою.

- А какие ты поешь?

- Сначала я думал, что буду петь Мастера, Иешуа и Воланда. Потом выяснилось, что некому петь Бегемота. Я спел и за него тоже. Идея проста, как веник: человек сидит в сумасшедшем доме, а поскольку он автор своего романа, он воображает себя то Светом, то Тенью. Там же роман в романе и еще раз в романе. Единство и борьба противоположностей, о которых говорили марксисты...

- Гегель говорил.

- Сначала Гегель, потом марксисты. На взгляд других, он является психом, но какой литератор или художник не является психом в глазах остального мира? Я не буду пересказывать то, что знают все нормальные люди, читавшие роман. В том и была задача, чтобы полностью сохранить сюжет и последовательность событий, при этом не впрямую, не в лоб используя литературный текст Булгакова, то есть там поется проза, а остальное - стихи. Главный посыл шел от пьесы Павла Грушко (испанист, переводчик, автор мюзикла «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты». - Авт.), которую он написал по «Мастеру и Маргарите» в 70-х годах. Паша пришел и сказал весело: я тут написал пьесу, хочу сделать нечто вроде мюзикла, может, драматический спектакль с песнями, но, признаюсь честно, я дал ее человекам восьми или девяти...

- Никто не хочет?

- Нет.

- Никто не может?

- Нет. Еще круче. У кого лучше получится. Кто первый встал, того и тапки. Пьеса мне сразу понравилась. Начал что-то придумывать, показывать друзьям. Потом засомневался, смогу ли. Понял, что не смогу. Технологические условия записи были в то время совсем никакие. Но стал возвращаться, какую-то тему добавил, потом еще. Потом мне стало жалко темы, придуманные для несуществовавшей оперы, отдавать в какой-то фильм. И стал я их все собирать. Запаковывать как-то, делать к ним контрапункты. Тупая, дурная работа, которая была организована мною совершенно неверно. Я занимался чем-то глобальным, концерты, записи, а это - сел дома раз в неделю за рояль, чего-то такое в голову взбрело... А кончилось вот оперой. Паша хотел драматический спектакль, я же хотел оперу с самого начала. Выяснилось, что мне нужны другие стихи. А Паша взял и уехал в Америку. Но мы с ним друзья и пришли к соглашению, что я делаю либретто и пишу свои стихи. Он сам же и предложил. У него есть свои авторские отчисления по договорным соглашениям, так что все в порядке. Недавно приезжал, слушал. Я понял, что он доволен.

«Я - МАРГАРИТА»

- В твоих песнях - очень сильное авторское начало, и в социальных, где твои взгляды на жизнь, и в лирических. Я была на твоем концерте, где ты спел две песни такой откровенности, что я даже испугалась. Ты переживал тогда не лучшие личные времена... А что «Мастер и Маргарита»? Там такое же личностное начало?

- Ты себе не представляешь, до какой степени. Банальщина: автор делает какое-то новое произведение и говорит: это лучшее, что я написал. Оля, это не просто лучшее, что я сделал. Я теперь вижу, это вообще единственное, что я сделал, если серьезно говорить.

- Ты - Мастер?

- Не знаю.

- Не в том смысле, являешься ли ты Мастером, ты им являешься...

- Я - все герои. Я и Босой, и Маргарита, и домработница Наташа... Знаешь, что произошло? Я сделал маленькую высококачественную студию у себя дома. Пятьдесят семь человек поют. Оркестр - человек под двести, техперсонал - около ста человек. Приехал вдрызг больной Кобзон, встал к микрофону, как молодой, и так дал за полтора часа! Сказал: «Сашок, пока!» - и уехал. И так работали все. Я знал, какие кубики как сложатся. А из них никто не знал. Пожалуй, только те, у кого были более или менее длинные партии. Лена Минина - Маргарита, Коровьев - Коля Фоменко... Для чего я сделал эту вечеринку? Чтобы все, кто там пел, играл, вообще принимал участие, хоть поняли, что они делали...

«МОЦАРТ ИЛИ НЕ МОЦАРТ?»

- Двадцать лет назад мы с тобой спорили: ты говорил, что не интеллигент, а работник, а я говорила, что интеллигент и есть работник. Если болтун, он не интеллигент. Интеллигента делают две вещи: совесть и культурный багаж...

- Разве это не критерий определения просто порядочного человека?

- Ну да. У тебя есть этот багаж, ты хорошо разбираешься в поэзии, что дает тебе возможность выражать свои мысли в великолепной поэтической форме...

- Знаешь, что мне это дает еще? Возможность понять, когда я сочиняю плохо. Текст или музыку. У меня внутри есть некий контролер, который говорит: нет, старик, так нельзя, не то написал, неинтересно, нехорошо. Автор обычно находится в упоении от собственных произведений: ну все, вот сейчас миру объявлю! Но самое классное, что должно быть в любом авторе, если он может себе сказать: слушай, это никуда не годится.

- С чем связано то, что кругом столько упрощения?

- Когда начальство наверху поймет, что надо что-то менять, и поставит руководить центральными руководящими органами средств массовой информации людей, которые не будут дома для себя слушать «Пинк Флойд», «Битлз» и Шопена, а для народа давать... Я не хочу комментировать, что они дают. Назову это бездарной музыкой и бездарными стихами. Многие из этих руководящих весьма воспитанные, знающие, умные, тонкие люди. Но считают, что народ у нас дурак и ему надо что подурней. А то разовьется куда-нибудь, наслушавшись чего-нибудь, и начнет задавать вопросы. Эта тенденция глупая, поскольку приводит совершенно не к тем результатам, о которых мечтают эти ребята. Отвратительное все равно умрет. Высокое продвинется. И мы будем жить весело и счастливо. И умрем в один день. Только не скоро.

- За двадцать лет в твоих отношениях с жизнью что-то переменилось?

- Если особо не завираться, почти ничего не изменилось. Скажу почему. Если какая-то тактика общения с жизнью приносит тебе что-то хорошее, то менять ее не надо.

- А в чем тактика твоих отношений с жизнью?

- В том, что мне достаточно трех пар штанов и двух маек.

- Ты не жадный?

- Я жадный. Но не в смысле жадности. Я люблю, когда у меня не три майки, а восемь. Но мне достаточно трех. Пускай они будут хорошие, дорогие, но я не стану ради лишних брюк совершать какие-то действия, которые мне будут противны. А для этого нужно самого себя заранее ограничить, сказать: нет у тебя «Бентли», и не надо.

- На чем ты ездишь?

- На восьмилетнем «Мерседесе».

- У тебя было кредо: а пошли вы все...

- Это раскрутили любители эффектов. У меня было много всяких кредо. Девочка позвонила и очень робко: я бы хотела взять у вас интервью, но подружка сказала, что вы сразу меня пошлете. Я говорю: вы же мне еще не нахамили, чего я вас буду посылать? Но легенда есть, что осторожненько надо со мной обращаться. Или вообще не замечать. Что меня тоже устраивает. Не замечают, и ладно. Есть люди, для которых я что-то собой представляю, и слава Богу.

- Ты когда-то говорил: Моцарт я или не Моцарт?..

- Ужасная дурь. Знаешь, что я имел в виду? Человек задает себе вопрос: он талантлив? Сильно талантлив? До какой степени талантлив? Но было распространено мнение, что если человека беспокоит его значение, он не велик и не талантлив...

- Может, зависит от возраста? Сначала беспокоишься, потом перестаешь беспокоиться.

- Вот так оно и вышло. Я стал старше, и мне стало совершенно наплевать.

- Это еще зависит от сделанного. Ты сделал «Мастера и Маргариту».

- Знаешь, как меня назвал один мой приятель? «Каменная ж...па». Как Молотова за усидчивость называли. А Макаревич сказал на вечеринке... Мы выпили - невозможно было такую штуку не отметить, Андрюшка же еще рисовал рисунки, помимо того что спел буфетчика Сокова, а доктора спел Розенбаум, а Арканов поет редактора, там все не просто, много дурных ассоциаций... Так вот, Макар сказал: у иудеев вся религия замешана на ожидании мессии, а когда мессия пришел, они его взяли и распяли. Почему? Потому что мессия не должен приходить, его надо ждать. У меня, говорит, было такое же ощущение насчет твоей оперы, что ты ее пишешь-пишешь и никогда не напишешь. И вдруг звонок: я закончил. И какое-то разочарование. Как же так? Теперь надо распять, очевидно... Я думал, я с ума сойду со смеху!..

«МУЗЫКА ПРИХОДИТ ВО СНЕ»

- Есть анекдот - девочка говорит маме: мама, я уже все знаю, я только не знаю, как рождаются дети. Я уже большая девочка, но не знаю одного, как рождается музыка.

- Это удивительное чувство. До такой степени не программируемо! У меня больше сорока фильмов, к которым я писал заказную музыку. Всегда в запасе были две-три музыкальные темы, которые я мог предложить. А так, чтобы, получив заказ, я был пустой и начал что-то сочинять, не было ни разу. Если я пустой, я просто отказывался. Я давно уже кладу себе на ночь бумажку с карандашом. Несколько раз мне снились такие фантастические мелодии, просыпался и не помнил ничего. Теперь кладу листочек нотной бумаги и беленький листочек для текста.

- Что для тебя важнее - музыка или любовь?

- Музыка, конечно, не задумываясь, отвечаю. Любовь очень важна. Это главное человеческое чувство. Но я музыкант. Это несчастье. Через музыку я понимаю любовь. А через любовь я музыку не смог бы понимать и делать.

- Говорят, что девушки любят ушами. Ты же состоишь весь из звука...

- Ужасное могу сделать признание. Они меня любят как-то очень поверхностно и недолго. На первом этапе, когда нужно произвести впечатление, все супер, никаких проблем. На второй-третий год видно, как человека достало все это. Мы с женой Ольгой вытерпели друг друга двадцать лет. Слава богу, что дети появились, Даня и Маша. Я сказал в каком-то интервью, что не заслужил таких с ней отношений. Вот и вышло, что не заслужил. Теперь мы перезваниваемся, общаемся...

- Горечь прошла?

- Да не было даже и горечи. Небольшая.

- Я случайно застала эту горечь. Большая.

- Может быть. Если говорить откровенно, она удивительная женщина. Она мать моих детей - это самое важное определение для женщины, с которой ты теперь не живешь.

- А сколько вы с Мариной вместе? (29-летняя Марина Коташенко, выпускница ВГИКа, модель, - четвертая жена Градского. - Ред.)

- Семь лет уже...

- У тебя есть строчка: «Есть только бог, поющий для бога». Нескромность?

- Здесь нет нескромности. Это точное определение того, что в данный момент происходит. Ты просто не певица и не знаешь. Во время пения происходит вот этот бред физиологический, который человек не способен охарактеризовать. Из космоса это, из подсознания или преисподней, но происходит парапсихологический эффект. Когда ты сливаешься с публикой, и публика становится богом, и ты становишься богом, не в смысле богом, а внеземным существом. Это длится секунду, три, потом бздынь - тебя шлепают о землю и говорят: да нет, ты на сцене, ты тут деньги зарабатываешь, и не надо пафоса... Это ощущение феерическое.

КСТАТИ

В понедельник Александр Градский дал пресс-конференцию в честь сегодняшнего юбилея и выхода оперы «Мастер и Маргарита».

- Я собирался представить ее в конце декабря, но мой друг нашел в Интернете программу, которая позволила свести весь материал всего за полторы недели.

Артист признался, что «Мастер и Маргарита» выйдет только на CD:

- Это можно было бы поставить, но для этого нужно найти какого-то сумасшедшего, который выдаст кучу денег, соберет всех исполнителей, которые спели. Они приняли участие в записи бесплатно, но, чтобы выступать, нужен гонорар. Я не способен найти такие деньги. Это надо делать или хорошо, или я просто не позволю. Я не вижу будущего для этого произведения.

ФРАГМЕНТЫ  ЛИБРЕТТО

(Публикуются с любезного разрешения Александра Градского)

Иешуа перед Пилатом

Пилат. Подследственный из Галилеи?
К тетрарху дело посылали?
Афраний. Да, прокуратор.
Он отказался дать заключение
и смертный приговор направил
на ваше утверждение…
Иешуа. Добрый человек, поверь мне!..
Пилат. Что? Кентуриона Крысобоя ко мне!..
Преступник называет меня «добрый человек».
Объясните ему, как со мной разговаривать!
Но не калечить.
Крысобой. Римского прокуратора
называть игемон.
Других слов не говорить!
Смирно стоять!
Ты понял меня, или ударить тебя?
Иешуа. Я понял тебя. Не бей меня.
Пилат. Имя? Иешуа. Мое?
Пилат. Мое мне известно. Твое.
Иешуа. Иешуа по прозвищу Га-Ноцри.
Пилат. Кто ты по крови?
Иешуа. Я не помню родителей…
Пилат. Где ты живешь?
Иешуа. Я путешествую…
Пилат. (Ах, как болит голова…)
Ты, бродяга, собирался храма здание
разрушить… и призывал к этому народ…
Иешуа. Нет, нет, игемон!..
Я лишь твердил, что рухнет храм старой веры
и создастся новый храм истины!
Сказал так, чтобы было понятней.
Пилат. Что такое истина?!
Иешуа. Истина прежде всего в том, что у тебя болит голва, и болит так сильно. Что ты малодушно помышляешь о смерти. Ты не только не в силах говорить со мной, но тебе трудно даже глядеть на меня. Я невольно являюсь твоим палачом, что меня огорчает… Но мучения твои сейчас кончатся…
Человек творит слова,
а потом пошла молва –
вот и получается:
слово истины святой
обернется клеветой –
как тут не отчаяться!
Я твержу себе: молчи,
всюду бродят слухачи,
вроде бы приятели.
Я скажу: «Господь со мной!»
А они: «Господь – срамной!» -
Вот и на распятие!
Мое слово – разве я?..
В каждом слове спит змея!
Снизойди, молчание!
Да святится тишина!
В ней вся речь заключена,
Радость и отчаянье!..
Беда лишь в том, что замкнут ты
и веру потерял в людей…
Жизнь твоя скудна, игемон!
Смолкнут слова
и пройдет голова.
И тогда мы с тобой пойдем гулять по саду.
Верь не верь –
но откроется дверь.
Ты поймешь – было все так, как надо…
Пилат. Развяжите ему руки…
Сознайся, ты великий врач?
Иешуа. Нет, прокуратор, я не врач… я не врач…
Пилат. Значит так, ты утверждаешь,
что не призывал разрушить
храм на площади соборной.
Поклянись, что это так.
Иешуа. Чем ты хочешь, чтоб я клялся?
Пилат. Ну, хотя бы твоею жизнью. Ею клясться
время, так как жизнь висит на волоске…
Иешуа. Уж не ты ль ее подвесил?
Пилат. Волосок я перережу!
Иешуа. Ошибаешься ты в этом,
Разве ум твой не высок?
Согласись, что перерезать
волосок, наверно, может
только тот же, только тот же,
кто подвесил волосок?
Пилат. Вот теперь не сомневаюсь,
что все праздные гуляки
в Ершалаиме ходили за тобою по пятам.
Гестас, Дисмас, Вар-равван ли…
Вместе с ними воровал ты?
Ты болтаешь – они тащат, а добычу пополам?!
Иешуа. Этих добрых людей я не знаю!
Пилат. Ты всех называешь добрыми людьми?
Иешуа. Злых людей нет на свете!
Пилат. Вервые слышу об этом!
Мастер (внутренний голос Пилата).
А голова прошла… Ты рад…
Решай по совести, Пилат.
Ведь он ни в чем не виноват.
Пилат. Так что же…
Мастер (внутренний голос Пилата).
Ты отменяешь приговор.
Га-Ноцри – просто фантазер.
Но резкий ум его остер!
Пилат. Так что же…
Мастер (внутренний голос Пилата).
Дабы пророк умом своим
не взбунтовал Ершалаим,
его мы в ссылку удалим.
Пилат. И что же?..
Мастер (внутренний голос Пилата).
Пусть в резиденции твоей
живет блаженный книгочей…
Он – величайший из врачей!
Пилат. Так что же… Все о нем?
Секретарь. Нет, к сожалению…
Пилат (просматривая бумаги).
Слушай, ты когда-нибудь говорил
с Иудой из Криафа о великом кесаре?
Или не говорил?
Иешуа. Я сказал ему: «Пойми,
власть – насилье над людьми!»
Он зажег светильники…
Я сказал: «Любая власть –
это пагубная страсть,
кесари – насильники!»
Он поддакивал: «Вот-вот…»
Я сказал: «Пора придет
общего доверия…
И не станет на земле
властелинов, в том числе
кесаря Тиверия…»
Солдаты. Славься, Кесарь, мы на страже,
наши острые мечи
перережут глотки вражьи!
Иудея, трепещи!..
Пилат. На свете не было, нет и не будет
никогда более великой и прекрасной для
людей власти, чем власть императора Тиверия!
И не тебе, безумный преступник,
рассуждать о ней!
Солдаты. И во сне нам нет покоя,
на чужбине мы ничьи,
даже солнце здесь другое…
Иудея, трепещи!..
(Иешуа уводят солдаты, после входит Каифа…)


«Рукописи не горят!..»

Все горит на белом свете,
Поверяется огнем!
Это знают даже дети,
но особо подчеркнем:
Все сгорит в конечном счете,
не останется следа!
Даже люди на работе
«погорают» иногда!
Полыхает все подряд,
только рукописи, только рукописи
почему-то не горят, почему-то не горят…
Все сгорит в конечном счете,
а потом сгорит и счет…
Кто в почете, кто в просчете –
даже черт не разберет,
даже черт не разберет…
Полыхает все подряд,
Только рукописи, только рукописи
Почему-то не горят, почему-то не горят…

А 9 ноября в Концертном зале имени Чайковского Александр Градский даст юбилейный концерт «60 лет и три часа живой музыки».

Слушайте 3 ноября интервью с Александром Градским в 17.05 на радио "Комсомольская правда".