Менестрель на марше

По материалам: «ИЗВЕСТИЯ»

2009 г.
Александр Градский. Рисунок Олега КАРПОВИЧА

Обладатель убойного вокала и отчасти мизантропической жизненной позиции, автор крупноформатных музыкальных произведений и злободневных трагифарсовых песен, полистиличный колосс отечественной эстрады Александр Градский отметил свое 60-летие трехчасовым сольным концертом в столичном Концертном зале им. Чайковского.

Лично меня мэтр удивил еще за час до выступления, когда сел рядом с вахтером на служебном входе филармонического зала и собственноручно вручал контрамарки гостям. Что-то не припомню, кто еще из наших звезд отличался подобной демократичностью и спокойствием. Градскому в первом отделении программы предстояло (пусть далеко не впервые, но все же) исполнять отнюдь не бардовские опусы под "шестиструнку", а преимущественно оперные арии, неаполитанские канцоны и романсы в сопровождении Национального академического оркестра русских народных инструментов им. Осипова. Но никаким усиленным "распеванием", взволнованным причесыванием по-прежнему длинного хаера или гримированием Александр Борисович не занимался. Хотя, если судить по афишам Градского, где ему все еще не более 40, к внешним атрибутам своей профессии он не столь уж безразличен...

В этот вечер юбиляр был хладнокровен, улыбчив и почти толерантен. Например, автора этих строк Александр встретил добродушной фразой: "Ну, проходи-проходи, все равно ведь какую-нибудь гадость напишешь". В антракте мне довелось столь же душевно ответить авторитетному маэстро, что пока я не решил, до чего тут можно докопаться.

Градский отмечал собственный день рождения несовременно и по-актерски благородно. Минимум пафоса и максимум исполнительского мастерства для переполненного зала, где из медийных лиц было несколько друзей певца и никаких "полезных" госперсон. С хитом, благодаря которому Градский известен даже тем, кто ничего более о нем не знает, герой вечера затягивать не стал. Напомнив публике, что именно сегодня отмечает свое 80-летие Александра Пахмутова, ее тезка открыл концерт композицией "Как молоды мы были". В первом ряду Александру аплодировали Андрей Макаревич и приведенный им по просьбе именинника Стас Намин. С последним Градский уже несколько лет не разговаривает, но в этот вечер, когда, по словам Александра, было "тепло на улице и в зале", мне показалось, что старые товарищи-коллеги помирились. Во всяком случае, Намин по окончании программы проследовал за кулисы, дабы засвидетельствовать свое почтение Александру Борисовичу.

Программа юбилейного сейшена Градского более всего напоминала те, что он давал в 1990-х в разрушенном нынче ГЦКЗ "Россия" и которые потом оформились в двойной альбом "ЖИВьЕМ в "России" 2". После пахмутовской нетленки облаченный в черное Александр перешел на итальянский. Игриво прозвучала песенка герцога из "Риголетто" Джузеппе Верди, вслед за которой оркестр сыграл "Вечерний звон". Не без намека (во всяком случае, так подумалось не мне одному, судя по улыбкам зрителей) именинник исполнил рахманиновский романс на стихи Пушкина "Не пой, красавица, при мне". А когда отзвучала "Гори, гори, моя звезда", появился Иосиф Давыдович Кобзон.

Часть цветов Кобзон принес как раз "от руководства бывшей "России". Затем эстрадный патриарх напомнил Саше, что у них были общие педагоги, и признал, что петь Градский "не разучился". Для дуэтного исполнения "однокашники" выбрали украинскую народную тему "Нiч яка мiсячна". Расчувствовавшийся юбиляр продолжил действо цыганской арией "Только раз бывает в жизни встреча" и получил букет белых роз от Леонида Ярмольника.

После перерыва оркестр удалился, и на опустевшей сцене возник детский хор, зачитавший Градскому диссонировавшую с неформальным характером мероприятия здравицу, венчавшуюся утверждением: "А ваше имя будет первым во все века и времена". Далее вместе с "живым классиком" дети исполнили его давнее барочное сочинение "В полях под снегом и дождем" и оставили Александра Борисовича один на один с аудиторией и гитарой.

Тут-то он и превратился в того неистово-саркастического менестреля, каким его знала и принимала советская еще интеллигенция. Градский вспомнил и про Высоцкого, и свое "подражание Окуджаве", и почти сорокалетней давности тему "Наш старый дом" на стихи Бёрнса, и почти столь же древнюю "Балладу о птицеферме", и, конечно, сакраментальный хит с беспощадным диагнозом "Да, мы не ждали перемен, и вам их тоже не дождаться...".

Был и акапельный псалом о России на мотив "Поручика Голицына", и сочиненная неделю назад песенка, ключевой вывод которой о нашей стране в газете не процитируешь, и неувядающий "Синий лес". На коде Градский вспомнил "О поэтах" из своего альбома "Несвоевременные песни", чем зафиксировал ощущение атмосферы, к которой долгие годы он сам причастен и которая на сегодняшних парадных подмостках кажется абсолютно инородной.