Вот кто-то вышел на площадь
И начал кричать и стенать.
Казалось, чего уже проще –
Мне рядом с ним час постоять?
Но я проезжаю мимо...
И ты проезжаешь мимо...
И все проезжают мимо...
Упрямо и неумолимо.
О чём он кричит и стонет –
Не знает он даже сам,
В России последние сто лет
Никто уж ни с кем не спорит,
Вот слово сказал – поносят,
Косою махнут и скосят.
Чуть высунул голову – сносят,
Не плача по волосам.
Но тут завизжали шины.
Сверкает мигалок ряд.
Из чёрной большой машины
Выходит «отец и брат».
Пойдёт он вот к этому «кто-то»
И молча с ним постоит.
И это стояние что-то
Кому-то и объяснит...
А охрана охренела
От такого «протокола».
Охраняемое тело
Вышло, понимаешь, в люди,
Для прикола.
Непростительный прокол!
Куча камер теле -!
И прицел телевиков
На «священном» теле...
Они друг на друга глянут,
И станет понятно им,
Что лучше – «накрыть поляну»
И поговорить двоим...
О том, как тоска их гложет,
И, «мать твою, перемать!»,
О том, что страна не может
Сама себя поломать...
О том, что люди не в силах
В глазах своих не упасть.
И кто бы и как ни давил их,
Молчать и мечтать о вилах.
А если добиться власти –
Опять же одни напасти!
Нельзя ведь упасть отчасти...
Построить и не украсть...
Поскольку закона нету,
Чтоб выжить, его соблюдая,
Его нарушают все тут
От края страны до края.
И надобно жить осторожно
И не рисковать острожно.
Поскольку любого можно...
Законно любого можно
Лишить и свободы и рая.
По-тихому – это можно...
По-быстрому – тоже можно...
Украсть – ну конечно, можно!
И лгать себе – в общем, можно,
Как пешкой, собой играя...
Мчит охрана со всех ног.
Лимузин и «воронок».
В Кремль одного, а другого в тюрьму.
В общем... пока... ненадолго.
Но по-прежнему в Колыму
Впадают Ока и Волга...
И волей судьбы-безобразницы
Их могли поменять местами.
И никто не заметил бы разницы...
Почему – догадайтесь сами...